ЧЕРНОВИК статьи
Почему нет экономической науки? |
неоклассическая экономическая теория (economics) vs политическая экономия | |
теория разделения труда |
1.2. Понимание бесполезности официальной науки возникло еще в XX веке, а в начале третьего тысячелетия стало общепризнанным фактом, ведь когда элиты государств обратились к ученым за разъяснением - что собой представляет современный экономический кризис, то ортодоксальные общественные науки показали свою полную беспомощность. Известно, что что-то неприличное сказала королева, но нас должно настораживать отсутствие особых возмущений про бесполезность комплекса социальных наук, что подтверждает подозрение, что элиты всегда считали общественные науки лишь ширмой для политической идеологии.
1.3. Собственно, теоретическое заключение о несоответствии критерию научности социальных теорий, включая и экономические, уже давно дала теория познания, что никак не удивило элиты государств, знавших об этом изначально, поэтому и нет громких развенчаний и прекращение финансирования (даже Академии наук в России, опустившейся до статуса хосписа), отчасти и потому, что нет никакой альтернативы. А НЕОКОНОМИКА Олега Вадимовича Григорьева появилась в начале тысячелетия, но о ней мало кто знает. Очевидно, что ортодоксальные экономисты против ее признания как конкурента, а власти больше молятся на Запада, да никогда на Руси своих пророков не признавали.
1.4. О роли элит в возведении тех или иных гипотез в ранг научных и господствующих в определенных государствах речь будет ниже, а вначале следует поговорить об общем методологическом пороке всех теорий, предшествующих неокономике, который заведомо исключал их из разряда научных, даже без всякого критерия научности, выработанного теорией познания в середине 20 века. Этот порочный подход к человеку и обществу всех предшествующих ученых имеет название методологический индивидуализм, и именно он исключает понимание сущности человека как биологического существа, являющегося продуктом эволюции.
1.5. Методологический индивидуализм это исследовательский ПОДХОД, при котором все сообщества рассматриваются не как отдельные сущности, а исключительно как скопления-множества-наборы атомарных индивидов. Хотя принцип методологического индивидуализма имеет разные формулировки, но суть всех определений сводится к отрицанию реальности общества на основании его невидимости, при том что последователи считают, что все общественных явлений можно свести к индивидуальному поведению. (Не надо путать с индивидуализмом как мировоззрением, но особенности развития Европы сделали ее родиной и принципа, и мировоззрения.)
1.6. Представление об окружающем мире - как пустоты, в которой мельчайшие частицы путем соединения образуют видимые предметы, возникло давно, и еще в Древней Греции оформилось как философской учение атомизм, название которого пошло от слова атом (конечно, от др.-греч. ἄτομος «неделимый, неразрезаемый»), которое в V веке до н. ввел в оборот Демокрит. А в I веке до н. э. Цицерон, пытаясь перенести абстрактное представление об атоме на «единичного представителя человеческого рода, безотносительно к его антропологическим особенностям». первым использует термин «индивид» (от лат. individuum «недели́мый»).
1.7. Когда же мыслители Средневековья переняли от античных философов представление человека как атоме, то одновременно переняли представление и о способе возникновения общества как механическое скопление-соединение индивидов. Кажется, что определение члена социума как атомарного индивида не имеет противоречия, но в той цицероновской аналогии индивида с атомом было «вшито» отрицание общества как реальной сущности, ведь проявление общества как множество заметно только через действия его членов. (Это сегодня мы знаем, что люди сами общество не изобретали, тем более, не создавали его переходом от одиночного (считай - атомарного) образа жизни, так как сами люди сформировались в стаях австралопитеков в ходе социогенеза, и все жившие на планете люди рождались в составе уже существующих стаЙ людей.)
1.8. Общество как понятие - как у древних греков (politike koinonia), так и у римлян (societas civilis) было политической ассоциацией свободных и равных граждан в одном полисе (причем экономические отношения специально исключались из определения, считая их несущественными для объединение в полис, как ественно присущие всем людям и вне). В средневековой Европе вопрос об обществе, если кого и интересовал, то граждан вольных городов, поэтому понятие -societas civilis sive res publico - понималось как политическое объединение, причиной которого было общее-дело (рес-публика), смысл которого главы городов (обычно самые богатые купцы, выкупившие права управления у местного феодала) понимали как защиту своих личных экономических интересов. После выдвижения католической церковью тезиса, что каждой нации нужен свой монарх, при помощи которого она пыталась противодействовать складыванию единой территориальной империи в Европе, что было естественно для всех регионов мира, понимание общества сместилось к вопросу соотношения сообщества подданных с монархом. Однако наемные армии обходились монархам дорого и с приходом к власти буржуазные элиты придумывают национализм, как идею одной крови (при том, что всего 40 тысяч лет назад коренными жителями Евразии были одни неандертальцы, остальные неафриканцы лишь метисы чернокожих кроманьонцев с разными видами неандертальцев), которая может объединить жителей одной территории, если особенно во время им придумать врага в виде племени с другой кровью, пытающегося их истребить. Для буржуазии важно было защитить свой рынок, и отпала надобность тратиться на наемные армии, ведь за счет созданного чувства «патриотизма» граждане сами без оплаты добровольно идут защищать якобы «родину» от захватчиков, а по сути лишь сохраняю власть той элиты, которая сумела представить себя «национальной». Подъем так называемого национального самосознания приводит к объединению вольных городов и небольших княжества в центре Европы в крупные государства - Германию и Италию (Англия соединяется с Шотландией). Немецкая философии, которая и готовила почву для объединения, предложила концепцию общества как ассоциацию индивидов вокруг некоего договора, где записаны правила и ценности, которые признают граждане и государство. Практически философы придумали себе нового бога по имени Левиафан, держащего в руках общественный договор, признав его принципиально непознаваемым. (Самое интересное, что с общественным договором больше всех носятся марксисты, так как понимают,что с этой сторону у них совсем голо в теории.) Вывод состоит в том, что и по сегодняшнее время представление об обществе как множестве индивидов, возникающем присоединением по их воле, стало культурным кодом Европы, и абсолютно все ученые (включая и Маркса) даже не осознавали, что фоновой аксиомой любой их теории является методологический индивидуализм, не позволяющий им понять, что такое ОБЩЕСТВО. (Понятно, что гуманитарные науки на основе ложных аксиом когда-никогда должны быть разоблачены как ненаучные.)
1.10. Несомненно, наука, в том виде, как мы ее знаем, зародилась в связи с потребностями нарождающегося капитализма, родиной которого - это важная деталь - был европейский континент (население Европы в конце Средневековья находилось на грани вымирания), и точкой отсчета науки считается 1620 год, когда в свет вышло сочинение английского мыслителя Ф. Бэкона «Новый органон». Выбор названия «Novum Organum» был не случайным, так как соотносил труд Бэкона с сочинением «Organum» древнегреческого философа Аристотеля, ведь Бэкон предлагал новые методы и процедуры научной деятельности вместо аристотелевских, которыми философы руководствовались почти 2 тысячелетия.
1.11. Мыслители типа Бэкона предлагали лишь новую технику познания, но не подвергали сомнению античные представления о человеке как атомарном индивиде, или личности, созданной богами одномоментно таким как она есть. С одной стороны, католическая церковь, являющаяся опять же институтом древнеримской империи, центральным постулатом имела «заданность» и ограниченность потребностей, интересов, возможностей и рамок деятельности человека со стороны высшего существа, но с другой стороны сам сюжет религии поддерживал природное бытовое представление людей о себе как исключительном субъекте, ведь душа объявлялась ценностью, за которую борется сам Бог. Поэтому, можно сказать, методологический индивидуализм был основой мировоззрения европейцев с давних пор, понятно, задолго до осознания самого понятия и придумывания термина.
1.12. Надо понимать, насколько глубоким был провал в дикость культуры Европы после падения Западной Римской империя, что даже для мыслителей 17 века античные философы были недосягаемыми научными светилами. Естественно, мыслители заимствовали не только представления о человеке, но и представление об обществе, как скоплении по интересам в пределах поселения, которое происходило от античного объяснения существования отношений между людьми как проявления личных качества и пороков. А так как догматы христианской религии не объясняли возникновение общества, то среди образованных людей популярным был - опять же древний миф - о Золотом веке, как «представление о счастливом и беззаботном состоянии первобытного человечества», после того как люди от одиночного существования перешли к коллективному образу жизни ради общения и продолжения рода. (Забегая вперед, надо сказать, что Золотое племя служило идеалом и для Маркса и Энгельса, так как для их социальной теории важен был пункт о коммунизме в РОДОВОЙ ОБЩИНЕ, так как даже в 19 веке продвинутые европейцы верили в миф о Золотом веке, не понимая, что он является лишь вариантом библейской сказки о рае, но их нельзя в этом винить, так как никаких знаний о первобытности у них не было. Миф же хоть как-то объяснял способ как люди вырвались их животного состояния.)
1.13. Думаю, не нужно доказывать, что индивидуализм стал стержнем всей европейской культуры, что даже помогало развитию точных наук, и, возможно, своевременность момента формулировки Р. Декартом проблемы о соотношении познающего субъекте с предметом исследования, сыграло некую роль для научной революции в Европе. (Не буду поддерживать тезис о роли индивидуализма в превосходстве инженерной мысли именно в Европе, хотя сегодня стало модным говорить о «коллективном» характере мышления китайцев, который, якобы, мешает им быть изобретателями, но делает юго-восточных азиатов хорошими копировщиками технических находок, авторами для большей части которых являются всё же европейцы.) Для темы статьи важнее другое следствие быстрого развития точных наук в Европе, которое выразилось в том, что структура этих хорошо разработанных теорий стала служить образцом для дисциплин, занимающихся изучением человека и общества. Собственно, в той парадигме, когда свойства человека считались данными ему создателем в момент сотворения, естественным было изучать человека как раз как физический предмет. Но так как в точных науках никто не задумывался о процессе развития, в результате которого возникают свойства у физических элементов, чисел или геометрических фигур, то и люди принимались так же, то есть, созданными Богом такими как они есть, а значит и изучать их можно по отдельным свойствам.
2.1.Механистические представления о взаимодействиях между людьми составили целую эпоху, примеров чему можно считать представление экономистов о поиске коэффициентов при ОБМЕНЕ, как взвешивание на ВЕСАХ ОБМЕНА, которые, якобы, есть у каждого человека в голове.
2.2. Сегодня люде не так часто сталкиваются со взвешиванием товаров, как это было в доиндустриальную эпоху, и эта повсеместная практика взвешиваний не могла не породить бытовое представление людей о ВЕСАХ ОБМЕНА, как некоего органа, а скорее - механизма, находящегося в голове каждого человека, на котором человек вычисляет пропорции обмена одного товара на другой. Изумление вызывала скорость - как самого этого вычисления, так и согласования стоимости между продавцом и покупателем, ведь вычисления происходят одновременно на двух ВЕСАХ ОБМЕНА, одни - в голове продавца, другие - в голове покупателя. И, если простые люди, глядя на одни и те же гирьки, при помощи которых взвешивались обмениваемые товары, мало задумывались над вопросом - а что же там в голове взвешивается на ВЕСАХ ОБМЕНА, то для мыслителей эта проблема стала отправной для возникновения трудовой теории стоимости.
2.3. Во времена, когда денег еще не было и был только прямой обмен, ПОКУПАТЕЛЬ приходил на рынок со своим товаром, который он предлагал ПРОДАВЦУ как встречный. Большинство ПРОДАВЦОВ и ПОКУПАТЕЛЕЙ были и производителями своих товаров, и для них очевидной была зависимость стоимости от труда, затраченного на изготовление товара. При этом основная масса обменов включала взвешивание товаров (штучные товары считались уже взвешенными ранее). Когда ПРОДАВЕЦ выставляет товар, то фактически кладет на свою чашу на ВЕСАХ в своей голове объем труда, который он потратил на его изготовление, и теперь задача ПОКУПАТЕЛЯ повышением предложения своего встречного товара добиться на ВЕСАХ в голове ПРОДАВЦА мнения, что объем труда этого встречного товара на чаше ПРОДАВЦА - равен или больше. Ведь для ПРОДАВЦА трудозатраты на изготовления товара являются нижним пределом для согласия ПРОДАВЦА на обмен, и когда - по мнению ПРОДАВЦА - объем труда на чаше ПОКУПАТЕЛЯ на ВЕСАХ в голове ПРОДАВЦА сравнивается с этими объемом трудозатрат, то сделка становится приемлемой, превышение делает её выгодной, так как ПРОДАВЕЦ получает некий избыток труда, что и было целью продажи.
2.4. А ПОКУПАТЕЛЬ - ведь он не знает объем труда, затраченного ПРОДАВЦОМ на изготовление товара, поэтому вынужден его высчитывать сам, прикидывая - сколько бы он сам (покупатель) потратил личного труда на изготовление товара ПРОДАВЦА, и именно этот - предполагаемый на основе прикидывания-вычисления - объем СОБСТВЕННЫХ трудозатрат служит пределом, но уже ВЕРХНИМ, для согласия ПОКУПАТЕЛЯ на обмен. Поэтому ПОКУПАТЕЛЬ будет повышать предложение своего встречного товара только до тех пор, пока на чаще ВЕСОВ ОБМЕНА в его голове, объем его личного труда не приблизиться к вычисленному представлению об объеме трудозатрат ПРОДАВЦА. Ведь при равенстве чаш - обмен приемлемый, а выгодным для ПОКУПАТЕЛЯ он становится в случае, когда ПРОДАВЕЦ согласится на обмен еще до того, как предложение ПОКУПАТЕЛЯ не достигнет объема, вычисленного им как предел для своего согласия. Тогда у ПОКУПАТЕЛЯ получится экономия личного труда, так как он выменял товар, на изготовление которого, по его мнению, он сам должен был бы затратить намного больше своего труда, чем он затратил на изготовление того своего товара, который он отдал ПРОДАВЦУ в качестве встречного.
2.5. Уверен, мое объяснение сущности обмена намного содержательнее, чем оно есть в неоклассической экономической теории, ныне господствующей в мире, ведь в её теории стоимости утверждается, что целью обмена является не товар, а «залитый» в товар наркотик по названию ПОЛЕЗНОСТЬ, одновременно и на виртуальных ВЕСАХ ОБМЕНА взвешивается та же самая маржиналистская ПОЛЕЗНОСТЬ как ожидание-ощущение счастья от покупки. При этом содержание сегодняшнего экономикс (англоязычная версия неоклассической теории), состоящего сплошь из моделей, которые описываются формулами высшей математики, может служить доказательством усиления механицизма в экономической теории. Мы еще вернемся к ВЕСАМ ОБМЕНА, когда я буду обосновывать тезис, что все ортодоксальные теории никой другой научной ценности, кроме описания этих ВЕСОВ, не представляют, но продолжим разбирать следствия примата методологического индивидуализма и аксиоматического построения теории по аналогии с геометрией, которые не позволяли ни одной экономической теории быть научной. Уже философы стали делать обобщения, распределяя участников экономических отношений по отдельным категориям (продавц-покупатель, производитель-потребитель, и т.п.), то последователи Адама Смита перешли к созданию экономических моделей, для которых требовалось перечисление свойств субъекта в экономике. (Большую часть определения этого субъекта провел Джон Стюарт Милль, а критики буржуазной политической экономии дали модели человека в экономике название - Homo economicus (экономический человек).)
3.1. Научно-техническая революция была периодом бурного развития точных наук, и экономистам казалось, что экономическая теория, копируя построение механики, развивается как и положено любой науке - через упрощении предмета исследовании и сведении его к неким моделям, (ведь само явление так и остается в реальном мире, а ученый создает знания о нем, а информация, хотя и требует носителя, не материальна в том смысле, что живет в сознании.) Модели строились по схеме: - субъект экономики, движимый потребностями попадает в определенную ситуацию, где проявляет свойства, положенные для его роли в модели. Оставалось описать процесс и сделать выводы (лучше - в виде формулы), но тут сразу выявились проблемы, так как даже боги не придумали исключительных аксиом для поведения человека, на ум приходит лишь стремления удовлетворять свои жизненные потребности, что, однако, присуще всем живым организмам, потому принимается априори. Но, для того чтобы хоть как-то определить свой предмет изучения - экономисты решили, что главной характеризующей аксиомой будет РАЗУМНОСТЬ экономического человека, полагая, что тем самым они исключат сумбурное поведение неразумных людей, которое - по очевидным причинам - никакому исследованию недоступно.
3.2. Как разумные существа - я чуть раньше, а читатель - сегодня, наверно, уже поняли, что результатом применения этой аксиомы стало исключение авторами теорий всех остальных людей, кроме себя любимых, так как для авторов разумность самих себя не подлежала сомнению, а получение подтверждения о разумности выглядела туманной, потому это первоначальное условие любой экономической модели все экономисты дружно опускают. И беря самого себя в качестве эталона разумного поведения, авторы даже получали субъекта экономики, описание поведения которого выглядело более-менее правдоподобно, другое дело, что они не понимают, что в своей модельной-придуманной-игровой экономике он одинок, так как остальные субъекты это его точны копии. Однако, кто же «купит» теорию поведения одного субъекта, да еще с особенностями личности автора, когда потребителя интересуют закономерности взаимодействия всех людей как субъектов, ну, в крайнем случае, хотя бы двух, да еще разных. Но метод создания моделей если и работает, то в лишь моделях двух субъектов, типа - продавец-покупатель, но тогда и в масштабных моделях каждому субъекту надо приписывать особые свойств, ведь реальное поведение людей, кроме разумности и жадности, определяется еще и другими факторами. (Собственно, все современные модели это попытка ввести третьего в дихотомию покупатель-продавец, в расчете, что читатель любит фантастику.)
3.3. После того, как мы выяснили, что все ортодоксальные экономические теории - все БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ - есть описания поведения лишь одного автора со своими копиями, то для создания науки в полном объеме без исключений надо, чтобы каждый из живущих людей написал собственную теории предпочтений. Смешно? - но факт, так как не только аксиоматика исключала всех остальных людей как неразумных (а в реальной экономике никакого разумного поведения люди не проявляют), но и набору свойств, приписываемых субъекту автором в конкретных моделях могли удовлетворить лишь фантазии самого автора. При этом никакого объяснения - почему сегодня в этой ситуации, моделирующей якобы реальную, субъект действует именно так а не иначе - авторы не объясняют, напирая на принцип - «Я художник - я так вижу!». Не нравится марксизм? - идите к неоклассике, кейнсианству и еще тысячи сортов бреда, которые в совокупности и образуют ортодоксальную экономическую науку.
3.4. Со временем стало ясно, что ВЕСЫ ОБМЕНА, объясняя механику, не могут объяснить причину выбора покупателем одного товара, если на рынке есть хотя бы ДВА товара с аналогичными свойствами. Экономисты путем абстрагирования человека до модели индивида думали, что конец-то обманули читателя, но простое добавление еще одного товара в модель обрушала всякую надежду экономистов на создание более менее универсальной теории. Получалось, что для теории стоимости обоснованием должна быть теория предпочтений покупателей как реальных приматов рода Homo, причем всех и каждого, а не умозрительных субъектов.
3.5. Все современные экономические теории в основном и состоят из гипотез, пытающихся найти хоть какое-то объяснение разницы в предпочтениях покупателей, и причина в том, что студентам, обучающимся на экономических факультетах специально не сообщают, что теория не может объяснить ни причину, ни суть обмена между двумя людьми, но став учеными, они понимают, что их обманули, и чтобы хоть самому считать себя ученым, надо найти объяснение. Но объяснения у экономистов всех ортодоксальных теорий быть не может в силу того, что они даже не могут подумать, что обмен предметами - это не дарованное создателем свойство человека, и не задаваемое аксиомой свойство индивида, а продукт эволюции людей, ведь разные предпочтения есть даже у отдельных особей обезьян, как впрочем, и у особей других видов животных.
3.6. Если еще раз вернуться к ВЕСАМ ОБМЕНА как сути любой ортодоксальной теории стоимости, то для возникновения такого взаимодействия как обмен - нужно, чтобы покупатель и продавец по разному оценивали объем той сущности (ТРУД - в марксизме, или ПОЛЕЗНОСТЬ - в маржинализме), которая взвешивается на ВЕСАХ ОБМЕНА. Конечно, теория стоимости сложнее, чем модель ВЕСОВ, но коренным вопросом остается причина обмена, и в ТРУДОВОЙ ТЕОРИИ СТОИМОСТИ причиной обмена является экономия собственного труда, так как каждый из участников обмена дает согласие на обмен только, если считает, что получает выгоду в виде несколько бо́льшего объема чужого труда, потраченного на изготовление покупаемого товара, чем он сам потратил на изготовление своего. Если продавец запрашивает слишком высокую стоимость, то этой экономии своего и выгоды чужого труда при обмене нет, и люди от обмена оказываются, и сами берутся за изготовление товаров с высокой ценой, отчасти из расчета, что при обмене они сами смогут получить большую выгоду. (Потому все и стремятся копировать дефицитные и самые дорогие товары.) (Напоминаю читателю, что время действия трудовой теории стоимости - это конец первобытности, когда первыми вожди начинают уворовывать совокупный продукт племени для выменивания для себя лично предметов престижа (перьев) вожди, а затем «крысятничать» и все те члены племенной элиты, через руки которых происходит распределение общественного продукта).
3.7. Как всегда, из сферы здравого смысла выпадет весь маржинализм, в котором целью обмена считается не получение самих товаров для удовлетворения потребностей, а получение ПОЛЕЗНОСТИ, понимаемой как ощущение удовольствия-счастья от обладания новой вещью. Главной аксиомой маржиналистов является утверждение, что ПОЛЕЗНОСТЬ - подобно «эфиру» - залита в каждый товар так, что при порционном, даже - по одному атому в порции, потребление товара, ПОЛЕЗНОСТЬ, содержащаяся в атомах перетекает в потребителя, создавая в его мозгу психологическое ОЩУЩЕНИЕ роста ПОЛЕЗНОСТИ (УДОВОЛЬСТВИЯ). Понятно, что здесь (что является обманом читателей) маржиналисты используют аналогию со взвешиванием ТРУДА на ВЕСАХ ОБМЕНА, где этот ТРУД в головах людей - есть так же результат умозрительного расчета, но дело в том, что ТРУД в головах - есть у продавца - реальное знание объема личного труда, потраченного на изготовление товара, а у покупателя - практикой обоснованное представление о своем труде, который ему придется потратить. А маржиналистская ПОЛЕЗНОСТЬ - как психологическое ОЩУЩЕНИЕ от визуальной оценки товара - слишком индивидуальна, еще можно говорить о сравнимости в голове ОДНОГО человека двух товаров по ощущениям их ПОЛЕЗНОСТИ, но совсем не понятно, каким образом две ПОЛЕЗНОСТИ, как оценки одного товара в ДВУХ головах разных людей, стали сравнимыми, тем более тождественными, при том что у других людей в отношении этого товара ощущение его пользы вообще может отсутствовать, кроме того что и сами маржиналисты утверждают, что по мере насыщения сама ПОЛЕЗНОСТЬ товара стремится к нулю.
3.8. Читатель, не знакомый с постулатами маржинализма, наверно удивится, узнав что маржиналистская ПОЛЕЗНОСТЬ совсем не совпадает с обычным понятием полезность, например, ПОЛЕЗНОСТЬ коробки лекарств максимальная в момент покупки, когда действует наркотик удовольствия от покупки новой вещи, но в момент употребления горького лекарства покупатель вряд ли испытывает то же самое удовольствие, а если его отменили, то маржиналист вряд ли ответит на вопрос - что произошло с первоначальным удовольствием? - как и куда наркотик утек из человека? Нормальному человеку трудно поверить в то, что ПОЛЕЗНОСТЬ-УДОВОЛЬСТВИЕ, которое как ощущение, если где и может существовать, то исключительно в головах, маржиналисты признают реально существующей на стороне предметов как их физическое свойство. А вершиной ловкости рук маржиналистов является утверждении об измеримости ПОЛЕЗНОСТИ как физической величины, что они еще в конце 19 века обещали доказать, но обманули поверивших им элиты, а теперь - это их главный секрет, который они тщательно обходят. (Разум несовместим с маржинализмом, и к концу статьи придется-таки ответить, почему власти государств признают его «наукой».)
3.9. Маржиналисты стесняются сказать, что их теория стоит на признании ПОЛЕЗНОСТИ реальным наркотиком УДОВОЛЬСТВИЯ, универсально действующий на всех людей без исключения, залитым (кем?) в товары в разном объеме. Но катастрофой для маржиналистов является факт, что обмен - это взаимодействие ДВУХ людей, а если целью обмена считать приобретение ПОЛЕЗНОСТИ, залитой в товары, то при условии справедливости обмена, получается, что покупатель и продавец обмениваются одинаковыми объемами одного и того же наркотика по названию ПОЛЕЗНОСТЬ. Кажется, что теория стоимости в маржинализме полностью аналогична трудовой теории стоимости, где участники свое согласие на обмен дают при условии равенстве объемов труда в обмениваемых товарах, но если в политэкономии цель обмена - это удовлетворение реальных человеческих потребностей, то цель обмена в маржинализме - это получение УДОВОЛЬСТВИЯ от перетока наркотика ПОЛЕЗНОСТИ в организм в процессе потребления. Но тогда не понятно - зачем меняться равными объемами одного и того же наркотика? (Заменив ПОТРЕБИТЕЛЬНУЮ ЦЕННОСТЬ товаров на ПОЛЕЗНОСТЬ позаимствованную из утилитаризма Бентама маржиналисты разорвали всякую связь своих фантазий с реальностью. Удивляют не высоты шизофрении авторов экономических теорий, их-то как раз понять можно, так как им за их фантазии платят деньги, главный вопрос - зачем правящим политическим элитам нужно признавать «наукой» некую мутную гипотезу, объявляющую себя ЭКОНОМИЧЕСКОЙ, при том что она не имеет теории стоимости?)
3.10. Если в реальности (и в политэкономии) при обмене товарами каждый участник видит выгоду в получении бо́льшего объема чужого труда, то маржиналистам (по причине удаления удовлетворения потребностей из цели обена) для объяснения обмена приходится придумывать боковые теории о том, что КРОМЕ ПОЛЕЗНОСТИ есть еще ЧТО-ТО, что привлекает покупателя в товаре продавца, а продавца во встречном товаре покупателя. ПОТРЕБИТЕЛЬНУЮ ЦЕННОСТЬ отрицают, а ПОЛЕЗНОСТЬ, на какую всё и поставили, показала, что сама никаким фактором обмена не является, отчего вся теория предельной полезности оказалась всего лишь бытовым изложением ощущений об удовлетворении жажды при питье воды глотками. А ведь ТЕОРИЯ ПОЛЕЗНОСТИ и есть теория стоимости в маржинализме. (И теперь, думаю, читатель присоединиться к моему (и Олега Григорьева) изумлению, почему неоклассика (как самая сильная школа маржинализм) еще остается господствующей в мире теорией, которой, по-определению, должны руководствоваться элиты государств в своей экономической политике?)
3.11. Не зря я сказал, что мое объяснение обмена - куда точнее, чем в любой экономической теории, но это лишь следствие появление многих знаний, которые были недоступны экономистам, жившим в 19 и даже 20 веках. Принцип методологического индивидуализма и аксиоматического построения был нормой, которой еще придерживаются многие «ученые» из Российской Академии наук, так как не слышали про теорию познания. Еще больше людей верят в КОЛОСС старой «науки», не помнимая, что мировой кризис уже рассыпал его на песчинки фактов, все теории стали недоказанными гипотезами, и для того чтобы пройдет в будущее, как сказал бы Маркс, они еще должны пройти проверку этим опытом. При этом теории самого Маркса уже не прошли, кухонный марксизм в виде десятка штампов умрет вместе с их носителями, а вот маржинализм - антинаучный изначально, но по той причине, что он является фиговым листом элит западных государства (мол, экономическая наука у нас так же есть!) - придется разоблачать специально. В ортодоксальной экономической теории самым важным считают число теорий по одному вопросу, достижение в том, что каждый потребитель может себе выбрать любой бред по вкусу. И опровергать всю гору макулатуру никакой жизни не хватит, остается опровергать основы маржинализма, но и тут ухватить экономиксистов трудно, так как они уже давно пытаются себя отсечь от основ.
4.1. Обращаю внимание читателя на тот факт, что в предыдущих главах я рассказывал про фундаментальные пороки, едва ли не всего мировоззрения европейцев (культурного кода), лишь в предыдущем абзаце коснувшись конкретного направления экономической мысли под названием маржинализм, о котором читатель из старшего поколения, скорей всего, даже не слышал (хотя правительство Россия уже в 1991 году признало его руководством своих действий), а у молодого читателя, изучавшего макро- и микро-экономику, скорее нет знаний о марксизме, который чуть более тридцати лет назад еще был господствующей идеологией в СССР. При этом знание про существование двух основные теорий особо ничего не дает, кроме того, что если социальная экономия (новая экономическая теория) строится по лекалам научно-исследовательской программы, то мне придется проанализировать причины появления не одной, а 2-х теорий: маржинализма (взятого еще в конце 19 века элитами капиталистических государств как основу идеологии) и марксизма ( по аналогичными причинам взятого большевиками в СССР), и, соответственно, объяснить причины их краха, для того, прежде чем положить их в тело собственной теории как этапы экономической мысли человечества. (Хотя маржинализм - я вслед за Олегом Григорьевым - считаю, не имеющим никакой научной ценности.)
4.2. Возникновение науки именно в Европе можно объяснить тем, что на этом континенте едва ли не с 14 века нарождался капитализм, и для Европы он сработал подобно «машине времени», вытащившей её намного вперед по отношению должного хода развития человечества, в котором еще оставались жители других частей света. И появившееся в государствах Европы многочисленное сословие предпринимателей в первую очередь хотело знать всё про себя, про собственные капиталистические отношения, поэтому в Европе тема экономики становится модной, что приводит к преждевременному(?) появлению экономической теории (точкой отсчета считают 1776 год, когда был издан трактат Адама Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов»). И Маркс был прав в своей характеристике - «Смит остаётся «экономистом мануфактурного периода» с характерными для этой эпохи разделением труда и ограниченным применением машин», но странным образом Адам Смит так и остался вершиной европейской экономической мысли, так как, по мнению Григорьева, всё последующее развитие самой политической экономии было регрессом по отношению теории Смита (маржиналистские теорий к науке не относятся), собственно, этот тезис Григорьева я тут и доказываю.
4.3. «Преждевременность» идей Смита смогла стать недостатком лишь по той причине, что среди последователей Смита не нашлось экономиста такого же масштаба, чтобы развивать политэкономию как целостную науку, продолжатели были любителями, которых интересовали лишь отдельные идеи Смита, так что главное открытие Смита о роль разделения труда в возникновении экономики, никого не заинтересовало, и о нем просто забыли. (Казус забывания представляет особый интерес для понимания истоков самой неокономики, так как она сама возникла как теория разделения труда, отчасти по той причине, что сам Олег Вадимович Григорьев первые главы книги Смита прочел как имеющие отношения к экономике.) В Англии главным продолжателем Смита стал отошедший от дел финансист Давид Рикарда, который купил место в парламенте, и которому как законодателю, как раз потребовалось практическое приложение теории, поэтому он занялся уточнением экономических понятий политэкономии применительно к реальностям своего времени бурного развития капитализма. Заметный вклад в политэкономию внесли Мальтус и Сей, но это были их собственные теорий, которые уже в начале 19 века были обобщены Джоном Стюартом Миллем в книге Principles of Political Economy, ставшей учебником по политэкономии. Милль был сыном Джеймса Милля, входившего в кружок Рикардо, и как вундеркинд с детства воспитывался продолжатель идей утилитаризма Бентама и рикардианской политической экономии, но так получилось, что творчество Милля уже было попыткой сгладить антибуржуазную направленность трудовой теории стоимости. Превращение трудовой теории стоимости в острую социальную происходило от заблуждение общества по поводу сущности рабочего в отдельном звене системы разделения труда на промышленном предприятии, его (если не одного, то совокупного точно) продолжали считать производителем всех богатств, а в период дикого капитализма реально этот создатель всего жил на грани выживания, и все и так понимал, и что виновником нищеты рабочих был капиталист, но на беду теории именно она раскрывала схему грабежа капиталистом прибавленной стоимости, по мнению общества принадлежащего полностью рабочим, тем самым фактически оправдывая выступления рабочих за повышение оплаты труда.
4.4. Теория стоимости - это гипотеза о факторе, который определяет пропорции обмена товаров, и в политэкономии она не случайно называется ТРУДОВОЙ, так как Адам Смит сказал, что обмен происходит, когда продавец товара решит, что покупатель путем добавления встречного товара добавляет заключенный в нем свой труд пока его объем труда покупателя сравняется или или превысит тот объём личного труда продавца, который тот затратил на производство своего товара. Теорию стоимости Смита часто называют «первобытной», так как она описывала обмен во времена, когда продавец и покупатель были производителями своих товаров, а это время относили к временам сотворения мира и первых людей. Времена же Рикардо были расцветом машинного производства, когда уже большинство товаров производилось машинным способом на заводах (фабриках, фирмах), и уже - ни продавец, ни покупатель - не были производителями. И Рикардо надо было понять - как теперь субъекты обмена все-таки вычисляют пропорции обмена, при том что они перестали быть производителями, и потому уже не знают - сколько личного труда надо потратить на производство обмениваемых товаров.
4.5. Особенностью Европы был примат частной собственности, поэтому ПРОИЗВОДИТЕЛЬ, непосредственным ТРУДОМ которого создан товар, при свободном ОБМЕНЕ должен был получить полностью и всю СТОИМОСТЬ. этому экономическому принципу Европы полностью соответствовала «первобытная» теория стоимости Адама Смита, но капиталистический способ производства представлял собой система разделения труда с примением машин, и возникал разрыв с с принципом, ведь товар, который по заблуждению должен был принадлежать совокупному производителю, почему-то оказывался в частной собственности владельцы, который лично в производстве не участвовал. Не было даже слова для обозначения участия предпринимателя-хозяина и управленцев, так как слова, обозначающие концепты труд работа в европейских языках (и в русском) являются наследием от Древнего Рима, где они использовались исключительно для обозначения трудовой деятельности рабов и низших слоев, а свободному человеку работать считалось позорно.
4.6. Как я уже говорил в отношении Адама Смита, предметом изучения ученого является предшествующий период, и Рикардо во время жизни которого уже во всю шла научно-техническая революция в виде массового перехода к использованию машин, всего масштаба проблемы не видел, и пытался разобраться с абстрактным представлением о предприятии как «черном ящиком», где разделение труда происходит, но никого не интересует - как? Рикардо был стойким приверженцем положения, что только труд определяет МЕНОВУЮ СТОИМОСТЬ, но в понимании общества 19 века это мог быть исключительно труд рабочего, непосредственно занятого производством товаров, кроме того, была уверенность, что в производстве не участвуют - ни хозяин предприятия, ни управленческий аппарат, ни даже торговые работники. И в соответствии с таким общественным мнением, абстрактный рабочий оставался единственным производителем всех богатств, в черном ящике фирмы разделялся лишь труд рабочих у станка, и невольно теория стоимости Рикардо выдвигала совокупного рабочего (класс) на роль главного в обществе, что элита европейских государств, уже представляющая собой перероднившихся аристократов с капиталистами, не могла простить политэкономии. Так, буквально за одно поколение политэкономия из с восторгом признанной теории стала политически неблагонадежной.
[/quote]4.7. Виной всему было общественное мнение, считавшее рабочего (а совокупного уж точно) тождественным производителю товара от начала до конца, на основании чего все жители полагали, что раз вся СТОИМОСТЬ создается рабочим без участия кого-либо, то рабочему положена и вся прибыль полностью. Для теории выход лежал в исследование состава ТРУДА в МЕНОВОЙ СТОИМОСТИ, но без разделения труда политэкономы даже помыслить не могли ввести в состав МЕНОВОЙ СТОИМОСТИ - труд предпринимателя и руководителя (как организаторам производства), труд управленцев и работников логистики, в результате чего их труд был бы приравнен к труду рабочего, и тогда можно было утверждать, что участникам всей системы разделения труда так же полагалась их часть прибыли. Тогда бы никто не возражал против того, что и капиталист должен получить свою долю на законных основаниях за свой труд и вклад, а вопрос несправедливости свелся к спору о соотношении долей при распределении прибыли. Но ни Рикардо, ни Милль, ни кто другой из политэкономов этого понять не смогли, зато этим недоразвитием политической экономии в виде неучета труда участников всей системы разделения труда воспользовался Карл Маркс.
4.8. Думаю, если сегодня спросить рабочего, что он думает об управленцах и бухгалтерах, сидящих в здании администрации, то он искренне назовет их дармоедами, «зряплату» которых он считает воровством из положенной ему стопроцентной прибыли, так как искренне убежден, что исключительно его руками, потому что они непосредственно прикасаются к товару, возникает вся прибавленная стоимость. Собственно, вся авантюра марксизма - опирается на два столпа - (1) это отсыл к низменным чувствам, и (2) ветхозаветное заблуждение о роли рабочего непосредственно у станка как создателя всей СТОИМОСТИ. Используя сохраняющееся представление общества о рабочем как первобытном производителе, которому потому и полагается вся прибыль, социальные теории Маркса с опорой на низменные чувства, присущие каждому человеку, создавали мнение о несправедливости распределения, но никто не понимал его шельмовство с выкидыванием из системы производства предпринимателя, управленцев и торговли, которым полагалась их доля.
4.9. Первоначальная популярность политической экономии привела к тому, что в 18 веке во всех университетах Европы её стали преподавать как экономическую дисциплину, и именно состав преподавателей был носителем основного направления политэкономии (для которого Маркс придумал название - буржуазная политэкономия), признанным авторитетом которого и был Джон Милль. Но аксиоматика и методология политэкономии не позволяли ей стать наукой, дающей практические прогнозы, и в Пруссии, элита которой нацелилась на создание единого немецкого государства, политэкономию заменяют исторической школой. (Историческая школа провозглашала уникальность развития каждого государств и, тем самым, якобы, исключала действие трудовой теории стоимости на территории Германии.)
4.10. Судя по всему появился заказ от элит на создание альтернативной теории по отношению политической экономии. Основной причиной недовольства элит капиталистических стран всей политэкономией была трудовая теория стоимости, а политэкономы даже в попытках извращений (чем занимался даже Джон Милль) не смогли отказаться полностью от ТРУДА рабочего как фактора стоимости, ведь иначе ничего не оставалось от самой политэкономии. К концу 19 века после крупных выступлений рабочего класса (в которых и сформировался Карл Маркс) недовольство элитами политэкономией достигло пика, так что стоило лишь появится неким сумасшедшим маржиналистам, даже не из среды ученых, с идеями об измеримости полезности, как власти ведущих стран Европы тут же предоставили им кафедры экономии, где раньше преподавали политэкономию. И надо заметить, элиты капиталистических государств так торопились заменить политэкономию, что смена на маржинализм в последней трети 19 века выглядела как «сброс» политэкономии, который за свою скоротечность, получил название - «маржиналистская революция». (Когда сегодня маржиналисты пытаются представить маржинализм как продолжение идей Адама Смита и Джона Милля, именно маржиналистская революция, понимаемая в те времена как полный отказ от политэкономии, разрушает эту благостную картину.) Другое дело, что маржинализм, бывший по содержанию пустышкой, спас от быстрого разоблачения профессор политэкономии Альфред Маршалл, который предложил «натянуть» маржинализм на терминологию политической экономии Джона Милля, из чего пошла неоклассическая экономическая теории (или economics-экономикс как ее называют в англоязычных странах).
5.1. Весь 18 и начло 19 века были временем серьезных выступлений рабочих именно промышленных предприятий за свои экономические права - большей частью за повышение заработной платы и уменьшения продолжительности рабочего дня, но наибольшую обеспокоенность у элит европейских стран вызвало возникновение политических организации рабочего класса. Ведь общественное мнение уже воспринимало понятие рабочего класса уже как реальность, так как в результате роста численности наемных рабочих они составляли уже заметную часть населения, особенно в городах, но главным тут было понимание его противостояние - и по экономическим, и по политическим интересам - сословию собственников, объединяющим хозяев предприятий, капиталистов, буржуазии. Фактически это сословие всех богатых людей на противопоставлении с бедным классом наемных рабочих так же воспринималось как отдельный социальный класс капиталистов, что подтверждалось тем, что при каждом выступлении рабочих государство безоговорочно защищало интересы владельцев предприятий как сословия, к которому принадлежала сама политическая элита, являющаяся носителем этого государства.
5.2.
И при этом экономическая наука, которую содержала эта элита застряла на этапе когда благодаря забыванию разделения труда политэкономы никак не могли решить проблему с трудовой теорией стоимостью, так как они путем исключения предпринимателя, управленцев и торговли - единственным фактором стоимости провозглашали только непосредственных изготовителей, которые подобно первобытным производителям собственными руками прикасались к производству товара. В совокупности с принципом частной собственности - утверждающей, что производитель товар от начала до конца должен получить полную стоимость товара, владелец предприятия оказывался вором прибавленной стоимости (дохода) у совокупного рабочего предприятия (управленцы и работники торговля - считались халявщиками, лишь уменьшавшими справедливую долю единственного производителя.