14.05.2020. Статья не завершена. Прежде, чем разбираться в том, что же собой представляет этот метод или взгляд - СУБСТАНТИВИЗМ на историю развития экономики у людей, следует получить представление о том, зачем же возникла так называемая ЭКОНОМИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ, точнее - ЭКОНОМИКСИЧЕСКАЯ, так как c конца XIX века на Западе господствующей экономической теорией является ECONOMICS (в англосаксонских странах) или - неоклассическая экономическая теория (если учитывать множество разных школ в других странах). Я считаю, что Substantivism своим появлением в середине XX века лишь засвидетельствовал крах надежд мейнстрим экономикс создать представление о капиталистическом способе хозяйствования как естественном результате эволюции экономики от первобытного общества сквозь экономику доклассовых или догосударственных обществ.
Неоклассическая экономическая теория была продолжением той части классической политической экономии, которую Карл Маркс назвал термином - буржуазная политэкономия, последний крупный представитель которой - Джон Стюарт Милль пытался синтезировать свою теорию путем соединения вольно трактуемого им утилитаризма с так же вульгаризирумой им теорией стоимости Рикардо. Джона Милля как и всех буржуазных политэкономов не устраивали революционные выводы, которые следовали из трудовой теории стоимости (о чем свидетельствовал марксизм как пример антибуржуазного радикализма) и потому он, отбросив меновую стоимость, еще Адамом Смитом отождествляемому с вложенным трудом, целенаправленно пытался искать причину формирования коэффициентов обмена в потребительной ценности предмета обмена, поэтому сосредоточился на понятии ПОЛЕЗНОСТЬ. Собственно, полезность причиной обмена была признана еще политэкономами (и Марксрм), но в свете утилитаризма она стала выглядеть как световой эфир, который не человек, а лишь модель человека в экономике видит в любом предмете. Критики Милля назвали эту модель термином - Homo economicus, чем хотели указать автору на отрыв свойств модели Милля от реального человека, как представителя биологического вида Homo sapiens, так как милльевский ECONIMY MAN, в отличие от реально представителя рода Homo, мог видеть милльевскую же ПОЛЕЗНОСТЬ в каждом предмете и, якобы, путем сравнения количества этого ЭФИРА-ПОЛЕЗНОСТИ, залитого в каждый предмет, мог мгновенно определять СТОИМОСТИ всех товаров. С трансформацией буржуазной политэкономии в ECONOMICS первым экономиксистам казалось важным непременно обосновать соответствие Homo economicus реальному человеку Homo, для чего на Западе и возникла ЭКОНОМИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ, задачей которой вместе с психологией (и экономической социологией) - была поставлена цель: обосновать тождество «экономической» ПОТРЕБНОСТИ (точнее - экономиксической, так как речь шла не про реальные, а про придуманные понятия - ПОТРЕБНОСТЬ и ПОЛЕЗНОСТЬ, существующие исключительно в теории ЕКОНОМИКС) с реальной нуждой в жизненно-необходимом благе. Дело в том что у ECONOMICS был (и есть) пробел - нет объяснения причины возникновения обмена: известно, что люди обмениваются еще с первобытных времен, а вот - почему? в чем причина? - экономиксисты ответить не могут, приводя лишь косвенное обоснование - мол, в результате разделения труда потребительские товары оказываются не у того, кто в них нуждается, а у конечного производителя и, потому ДОЛЖЕН БЫЛ (БЫТЬ, ТАК КАК ХОЧЕТСЯ - типичный для политэкономов способ доказательства, включая и марксистов) возникнуть обмен для перехода к нуждающемуся индивидууму. Экономиксисты (в смысле второе поколения маржиналистов) ухватились за идею - ввести понятие ПОЛЕЗНОСТЬ как способность удовлетворить ПОТРЕБНОСТЬ экономиксисткого Homo economicus, но и с «потребностями» возникли проблемы, над которыми до сих пор бьются - и экономиксистская психологи и такая же антропология.
1.4. Для легализации своей дисциплины экономиксистами на сегодня написано неимоверное количество текстов с обоснованием хоть какого-то соответствия модели «человек экономический» с реальным человеком, но во второй половине XX века стало ясно, что супер-рационального и супер-эгоистичного Homo economicus связать с людьми никакими усилиями не удается. Тогда экономиксисткий антрополог Карл Поланьи одним из первых начал обосновывать тезис, что это именно догосудасртвенные обществаа - как раз не соответсвуют теории ECONOMICS, которая к тому времени уже считалась не меньше, чем Богом данной скрижалью, то есть теорий капитализма.
Статья СУБСТАНТИВИЗМ представляет собой ПЕРЕВОД на русский язык статьи Substantivism из англоязычной Wikipedia.
1.2. Вначале приведу цитату из статьи Экономическая антропология из русскоязычного сайта Википедия:
Субстантивизм и формализм1.2. Ещё одной заслугой К. Поланьи, стало выделения в рамках экономической антропологии особого методологического подхода — т. н. «субстантивизм» — концепции, в рамках которой утверждается, что отличие докапиталистических и капиталистической систем носит не только количественный, но и качественный характер. 1.3. Противники данной позиции — «формалисты» — утверждают о принципиальном тождестве всех экономических систем и возможности их исследования при помощи инструментария ЭКОНОМИКС (современной экономической науки) — в частности, в рамках предельного анализа. |
1.4. ПОЯСНЕНИЕ от Владимира Точилина: Я считаю, что нормальный человек в приницпе не способен понять смысл переводных текстов по экономике, если его не предупредить, что в англоязычных странах еще с конца 19 века, а сегодня на всем Западе - слово экономика было заменено на словоформу ECONOMICS, (ВНИМАНИЕ!) бессмысленную по содержанию, так как она была придумала Альфредом Маршалом для наименования своей книги «Principles of Economics» (1890). Я думаю, у Маршалла было две причины для отказа от обычного слова ЭКОНОМИКА, которое и так в индоевропейских языках само по себе имеет 2 значения: - (1) как обозначение хозяйственной сферы деятельности кого угодно (например, общество, социальная группа, семья, один человек в значениях - индивид, субъект, агент, Homo economicus), так и (2) обозначения научной дисциплины, изучающей эту хозяйственную - иначе экономическую - деятельность. Видимо, с одной стороны, Маршалл хотел подчеркнуть, что теория которую он придумал (или собирал вместе из идей маржиналистов) - по названию ECONOMICS - не тождественна господствовавшей в XIX веке политической экономии (Political economy) в которой слово economy как раз имело те 2 значения, а с другой стороны - хотел показать на суть своей книги, как сборной солянки - микса противоречащих друг другу теорий маржиналистов (то есть mix-micst), что отчетливо видно из "переведенной" на русский словоформы - ЭКОНОМИКС.
Субстантивизм - это позиция, впервые предложенная Карлом Поланьи (Karl Polanyi) в его работе The Great Transformation ("Великая трансформация") (1944), которая утверждает, что термин "экономика" имеет два значения. Формальный смысл, используемый сегодняшними неоклассическими экономистами, относится к экономике как к логике рационального действия и принятия решений, как к рациональному выбору между альтернативными видами использования ограниченных (дефицитных) средств, как к "экономии", в смысле "максимизации дохода" или "оптимизации расхода".[1] Во-вторых, субстантивный смысл не предполагает - ни принятия рациональных решений, ни условий дефицита. Это относится к тому, как люди делают жизнь, взаимодействуя в их социальных и природных условиях. Стратегия жизнеобеспечения общества рассматривается как адаптация к его окружающей среде и материальным условиям, процесс, который может или не может включать максимизацию полезности. Субстантивный смысл "экономики" видится в более широком смысле "подготовки". Экономика это то, как общество удовлетворяет материальные потребности.[1] См. также Economic anthropology Экономическая антропология Formalist–substantivist debate Формалистско-субстантивистские дебаты Ссылки Polanyi, Karl. (1944) Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени, Фаррар и Ринхарт, Нью-Йорк This article relating to anthropology is a stub. You can help Wikipedia by expanding it. Categories: Economic anthropology - Philosophy of economics - Anthropology stubs |
(Критика) оппозиция субстантивизму формалистским экономическим моделям возникла впервые в работе "Великая трансформация" (1944) Карл Поланьи.[1]
Поланьи утверждал, что термин экономика имеет два значения: формальное значение относится к экономике как к логике рационального действия и принятия решений, как к рациональному выбору между альтернативными видами использования ограниченных (дефицитных) средств. Второй, субстантивный смысл, однако, не предполагает ни рационального принятия решений, ни условий дефицита. Это просто относится к изучению того, как люди зарабатывают на жизнь из своей социальной и природной среды. Стратегия жизнеобеспечения общества рассматривается как адаптация к его окружающей среде и материальным условиям, процесс, который может или не может включать максимизацию полезности. Предметное значение экономики рассматривается в более широком смысле предоставления ресурсов . Экономика - это просто способ, которым общество удовлетворяет свои материальные потребности. Антропологи восприняли субстантивистскую позицию как эмпирически ориентированную, поскольку она не навязывала западные культурные предположения другим обществам, где они могут быть не оправданы. Однако формалистские и субстантивистские дебаты не были между антропологами и экономистами, но дисциплинарные дебаты в основном ограничивались журналом "исследования в экономической антропологии". Во многих отношениях он отражает общие дебаты между объяснениями etic и emic, определенными Марвином Харрисом в культурной антропологии того периода. Основными сторонниками субстантивистской модели были Джордж Далтон и Пол Боханнан . Такие формалисты, как Раймонд Ферт и Гарольд К. Шнайдер утверждалось, что неоклассическая модель экономики может быть применена к любому обществу в случае внесения соответствующих изменений, утверждая, что ее принципы имеют универсальную обоснованность. Формалистская позиция Формалистская модель тесно связана с неоклассической экономикой, определяя экономику как исследование максимизации полезности в условиях дефицита . Поэтому все общества представляют собой совокупность "лиц, делающих выбор, каждое действие которых включает сознательный или бессознательный выбор среди альтернатив альтернатив альтернативным целям" или культурно определенных целей. (Берлинг, 1962, цитата из Prattis, 1982: 207).[2] цели относятся не только к экономической ценности или финансовой выгоде, но и ко всему, что ценится человеком, будь то отдых, солидарность или престиж. Поскольку формалистская модель обычно утверждает, что должно быть максимизировано с точки зрения предпочтений, которые часто, но не обязательно включают культурно выраженные цели ценности, он считается достаточно абстрактным, чтобы объяснить поведение человека в любом контексте. Традиционное предположение, которое многие формалисты заимствуют из неоклассической экономики, заключается в том, что человек будет делать рациональный выбор на основе полной информации или неполной информации определенным образом, чтобы максимизировать то, что он считает ценным. Хотя предпочтения могут меняться или изменяться, а информация о выборе может быть или не быть полной, принципы экономии и максимизации по-прежнему применяются. В этом случае роль антрополога может заключаться в анализе каждой культуры с точки зрения ее культурно приемлемых средств достижения культурно признанных и ценных целей. Индивидуальные предпочтения могут отличаться от общепризнанных в культурном отношении целей, и при допущениях экономической рациональности индивидуальные решения руководствуются индивидуальными предпочтениями в условиях, ограниченных культурой, включая предпочтения других. Такой анализ должен выявить специфические с точки зрения культуры принципы, лежащие в основе процесса принятия рациональных решений.Таким образом, экономическая теория была применена антропологами к обществам без ценорегулирующих рынков (например, Ферт, 1961; Лафлин, 1973). Субстантивистская позицияТермин Полани, "Великая трансформация", относится к разделению между современными, рыночными и незападными , некапиталистическими доиндустриальными обществами. Поланьи утверждает, что только субстантивный смысл экономики подходит для анализа последнего. По словам Поланьи, в современных капиталистических экономиках понятия формализма и субстантивизма совпадают, поскольку люди организуют свои средства к существованию на основе принципа рационального выбора. Однако в не-капиталистических, доиндустриальных экономиках это предположение не выдерживает. В отличие от своих западных капиталистических коллег, их средства к существованию основаны не на рыночной бирже, а на перераспределении и взаимности. Взаимность определяется как взаимный обмен товарами или услугами в рамках долгосрочных отношений. Перераспределение подразумевает существование сильного политического центра, такого как основанное на родстве руководство, которая получает и затем перераспределяет предметы быта в соответствии с культурными принципами. В обществах, которые не являются рыночными, взаимность и перераспределение обычно происходят вместе. С другой стороны, рыночная биржа рассматривается как доминирующий способ интеграции в современных промышленных обществах , в то время как взаимность может сохраняться в семейных и межсемейных отношениях, и определенное перераспределение осуществляется государством или благотворительными учреждениями. Каждая из этих трех систем распределения требует отдельного набора аналитических концепций. Без системы ценообразования формальный экономический анализ рынков не применяется, как, например, в странах с централизованно планируемой экономикой или доиндустриальных обществах. Принятие экономических решений в таких местах не столько основано на индивидуальном выборе, сколько на социальных отношениях , культурных ценностях , моральных проблемах, политике , религии или страхе, внушаемых авторитарным руководством. Производство в большинстве крестьянских и племенных обществ для производителей, также называемый "производство для использования" или прожиточного минимума производство, в отличие от "производство для обмена", которое имеет максимизацию прибыли в качестве своей главной цели. Эти типы отличаются настолько радикально, что ни одна теория не может описать их все. Это различие в типах экономики объясняется "укоренившейся" экономической (т. е. обеспечивающей) деятельностью в других социальных институтах, таких как родство, в нерыночных странах. Вместо того, чтобы быть отдельной и отдельной сферой, экономика является частью как экономических, так и неэкономических институтов. Обмен происходит внутри и регулируется обществом, а не находится в социальном вакууме. Например, религия и правительство может быть столь же важным для экономики, как и сами экономические институты. Социально-культурные обязательства, нормы и ценности играют важную роль в стратегиях обеспечения средств к существованию людей. Следовательно, любой анализ экономики как аналитически отличного субъекта, изолированного от ее социокультурного и политического контекста, с самого начала является ошибочным. Поэтому предметный анализ экономики будет сосредоточен на изучении различных социальных институтов, на которых зиждется жизнедеятельность людей. Рынок является лишь одним из многих институтов, которые определяют характер экономических сделок.Главный аргумент Поляни заключается в том, что институты являются основными организаторами экономических процессов. Материальная экономика-это "установленный процесс взаимодействия человека с окружающей его средой, который приводит к непрерывному снабжению удовлетворяющими потребности материальными средствами" (1968:126).[3] Ход дебатов Критики формалистской позиции ставят под сомнение ее центральные предположения, в частности, что универсальность рационального выбора и максимизация полезности могут быть приняты во всех культурах, включая ее редукционизм, чтобы объяснить даже современные западные экономики. Праттис отметил, что предпосылка максимизации полезности является тавтологической; независимо от того, что человек делает, может быть, это работа или досуг, объявляется максимизацией полезности, предпосылкой, которая никогда не может быть опровергнута или опровергнута. Если он или она не максимизирует деньги, то это должно быть удовольствие или какая-то другая ценность. Цитировать: "это пост-хаотическое рассуждение априорные предположения имеют минимальную научную ценность, поскольку они не поддаются фальсификации." (1989:212).[4] например, человек может пожертвовать своим временем, финансами или даже здоровьем, чтобы помочь другим. Формалисты тогда заявляют, что они делают это, потому что они ценят помощь другим, и поэтому жертвуют другими целями, чтобы максимизировать эту ценность (например, значение, удовлетворение от помощи, одобрение от других и т. д.), несмотря на то, что это противоречит обычному диктату максимизации прибыли формалистов. Аналогично, Гудеман утверждал, что западные экономические антропологи всегда будут находить людей, которых они изучают, ведут себя "рационально", поскольку именно это их модель заставляет их делать. И наоборот, формализм будет рассматривать любое поведение, которое не максимизирует полезность, основанную на доступных средствах, как иррациональное, хотя такие "непримиримые действия" могут показаться совершенно рациональными и логичными для человека, действия которого могут быть мотивированы совершенно другим набором смыслов и пониманий. Наконец, есть субстантивистский момент, что как экономические институты, так и индивидуальная экономическая деятельность встроены в социальные и культурные институты и поэтому не могут анализироваться изолированно. Социальные отношения играют важную роль в стратегиях жизнеобеспечения людей; следовательно, узкая направленность на распыленное индивидуальное поведение, исключающая его или ее социокультурный контекст, неизбежно будет ошибочной. У субстантивизма тоже были свои критики. Праттис (1982) [2] утверждал, что строгое различие между примитивными и современными экономиками в субстантивизме проблематично. Он подразумевает, что субстантивизм фокусируется на социальных структурах за счет анализа отдельных структур. Максимизация адаптационных стратегий происходит во всех обществах, а не только в "примитивных". Аналогично, Plattner (1989) [4] доказывает, что обобщение в разных обществах все еще возможно, что означает, что западная и незападная экономика не совсем различны. В эпоху глобализации не осталось" чистых " доиндустриальных обществ. Условия дефицита ресурсов существуют везде в мире. Антропологическая работа на местах продемонстрировала рациональное поведение и сложный экономический выбор среди крестьян (см. Plattner, 1989: 15).[4] например, люди в коммунистических обществах все еще могут участвовать в рациональной полезности максимизации поведения путем построения отношений с бюрократами ВОЗ контролирует распределение или использование небольших участков земли в своем саду для пополнения официальных продовольственных пайков. Кук заметил, что есть существенные концептуальные проблемы с теориями субстантивистов: "они определяют экономику как аспект всего, что обеспечивает общество, но ничего, что дает общество, не определяется как экономическое." (1973:809).[5] |
Ссылки Polanyi, K. (1944). Великое Преображение. Нью-Йорк. PP. Prattis, J. Я. (1982). "Синтез, или новая проблематика в экономической антропологии". Теория и общество. 11 (2): 205-228. doi: 10.1007 / BF00158741. Polanyi, K. (1968). Экономика как налаженный процесс . в экономической антропологии E LeClair, H Schneider (eds) New York: Holt, Rinehart и Winston. ISBN 978-0-03-071795-6. Plattner, S. (1989). Экономическая Антропология . Stanford: Stanford University Press. ISBN 978-0-8047-1645-1. Cook, S. (1973). "Экономическая антропология: проблемы теории, метода и анализа". Справочник по социальной и культурной антропологии: 795-860. Категории: Экономическая антропология |