определение понятие значение информация система структура принцип |
3. Разделение труда
//neoconomica.ru/theory.php?id=2
Часть 1 Лекция 3: "Разделение труда" |
На прошлой лекции мы остановились на некоторой гипотезе, которую дальше будем развивать. Допустим, что есть рынок-1 с N1 товаров, который переходит к рынку-2 с N2 товаров, при этом N2>N1. Уже сказано, что все модели, которые называются динамическими, имеют дело с одним рынком и что-то про него нам рассказывают. Но никто не занимается подробным описанием того, как происходит переход от N1 к N2, хотя это было бы естественным. Понятно, что рынок XVIII века с определенным набором товаров сильно отличается от рынка XIX века с бОльшим набором товаров, а тот, в свою очередь, от рынка XX века, с еще большим набором товаров. Это отличие можно смотреть по любым временнЫм отрезкам. Начнем с самого простого, с чего обычно начинают традиции литературы XVIII-XIX и начала XX веков – так называемые робинзонады. Ортодоксия в качестве исходного пункта берет индивида, который сам для себя производит все необходимое. Образом для такого индивида послужил Робинзон Крузо от Д.Дэфо. Нужно сказать, что Дэфо был человеком разумным и, по-видимому, предполагал, что такой образ индивида не очень соответствует реальности, поскольку один индивид не смог бы выжить и построить столь развитую экономику, как это сделал Робинзон, а потому он постоянно снабжает его вещами, которые он сам произвести не может, и которые являются продуктами более высокого уровня РТ. На самом деле, если внимательно почитать это произведение и попытаться описать, что он все время получает и какие перед ним возникают проблемы, то можно узнать много полезного о разделении труда. Но эту историю использовали в узком качестве – как образец того, в какой форме индивид может самостоятельно просуществовать. Например, он хочет, но не может, произвести лопату. А значит, Робинзон мыслит в системе разделения труда. В его системе РТ лопата существует, но индивид не может ее изготовить.
Далее представим, что у нас есть совокупность (еще не сообщество даже) робинзонов, живущих по соседству, где каждый снабжает себя всем необходимым. Здесь – вопрос: каким образом и почему в этой совокупности может возникнуть и возникает разделение труда? Сразу можно видеть, что этот вопрос вызывает большие сложности. С одной стороны, казалось бы, все понятно (поскольку про это сказали экономисты – в частности, Адам Смит прожужжал все уши): что специализация повышает производительность, то есть если мы делаем не все подряд, а сосредотачиваемся на чем-то одном, то это одно у нас будет получаться все лучше и лучше, быстрее и быстрее, и поэтому за единицу времени мы самостоятельно этого одного можем произвести столько же или даже больше, чем некоторое количество людей, которые занимаются этим время от времени. И, собственно, это объяснение разделения труда долгое время принималось как достаточное. Хотя оно совершенно недостаточное – потому что это мы знаем, пронаблюдав разделение труда и оценив поступившие данные о том, что специализация приносит эффект. А каждый из Робинзонов, живущих в нашем сообществе, про это еще не знает. Он, конечно, может что-то предполагать, но у него нет никаких данных. А если он специализируется, к примеру, на производстве топоров, и у него они последовательно все лучше получаются, то где здесь надо остановиться? Притом, что специализация действительно повышает производительность, а робинзоны про это не знают, спрашивается, каким образом среди них может возникнуть РТ и возникнуть рынок товаров. Здесь есть еще одна предпосылка, связанная с жесткими основаниями неоклассики: индивиды могут пользоваться только той информации, которую им поставляет рынок, а это цены, но не спрос. А поскольку робинзоны действуют каждый за себя, то никакого рынка там нет, и никакой информации о других вообще не существует.
Если серьезно задуматься, то как вообще возникло разделение труда? Как человек узнает, что именно он предрасположен к некоторому виду деятельности, а другие – нет? Адам Смит рассматривал эту ситуацию как раз на основании склонности. Он говорит о племени, но не о сообществе робинзонов, то есть об организации, в которой люди друг друга знают и имеют нерыночные отношения между собой. Дальше он начинает фантазировать насчет того, что кто-то в племени может про себя заметить, что у него хорошо получаются луки и стрелы. И тогда, продолжает фантазировать Смит, он будет все больше специализироваться на производстве луков и стрел, выменивать их у соплеменников на дичь и, таким образом, появится профессия оружейника. То есть такой человек имеет информацию, которую рынок ему не даст: он наблюдает за деятельностью других людей, сравнивает со своими возможностями деятельности и принимает решение. На самом деле понятно, что в реальном племени все как-то иначе, чем в абстрактном племени Адама Смита. У реального племени есть вождь или некий иной орган управления, то есть некоторая социальность. И он сталкивается с тем, что в этом племени все занимаются всем подряд: делают и луки со стрелами, и охотятся, и готовят, и шьют одежду, и т.д. Если вождь ответственный, то в отдельных моментах он может столкнуться с ситуацией, когда луков и стрел регулярно не хватает для нормальной охоты. У вождя есть два пути решения этой проблемы: 1) пронормировать всем членам племени производство луков и стрел, но эта ситуация чревата конфликтом с членами племени, поскольку у них своих дел полно, а тут навязывается какое-то задание, причем всем – все могут собраться и сказать вождю, что он плохой; 2) гораздо легче взять одного человека и сказать, что он будет ответственным за луки и стрелы, тогда как другим членам племени делается послабление, и они вообще освобождаются от этой производственной обязанности – за то, что часть результатов охоты будет идти оружейнику. А кого вождь назначит оружейником? Как раз не того, у кого есть склонность к производству луков и стрел, но того, у кого нет склонности к охоте. В целом, не важно, как это решается и почему – каждый отдельный вождь решает это самостоятельно.
Реплика: здесь есть еще один очень важный фактор, связанный с тем, что с отдельного человека всегда легче спросить по его ответственности, а со ста человек спросить нельзя.
Ответ: совершенно верно.
Реплика: и при этом все племя вместе с вождем будет за то, чтобы спросить с этого, индивидуально ответственного, который будет ощущать давление в процессе исполнения своих обязанностей.
Ответ: все правильно, и здесь решается задача не специализации, но удобства управления. И это потом, в качестве бонуса, наверное, выясняется, что если человек все время делает что-то одно, то в конце концов он начинает это делать в большем количестве. И этот бонус будет продолжаться в истории племени. Если оружейник умрет, то назначат нового, относительно которого уже будет известно, сколько с него требовать – возможно, требовать большего. Либо ему будут давать учеников. То есть разделение труда рационально возникает не в рынке, но в социальной структуре. Причем здесь не идет речь про половозрастное разделение труда – речь идет о предпосылках неоклассики и попытках отодвигаться от них только туда, где надо решить задачу. Потому что в реальности все гораздо сложней и интересней, но тогда тут можно просто запутаться.
Теперь – вопрос: вообще-то выделение оружейника имеет смысл только на определенной стадии развития племени. Допустим, вождь наблюдает племя и видит, что примерно 1/10 часть годового фонда рабочего времени племени уходит на изготовление луков и стрел; поэтому, когда племя состоит из 5 человек, выделение специального человека на изготовление луков и стрел неэффективно: большую часть времени такой специалист будет бездельничать, и это будет потерянное для племени время, хотя возможно, что с учетом роста его производительности и не будет. А вот при 10 членах племени целесообразно вводить профессию оружейника. А еще есть одежда, и она занимает не 1/10, а 1/20 часть годового фонда рабочего времени; а потому, когда племя достигает 20 человек, появляется портной, а также, возможно, два оружейника, а при 50 членов племени – отдельный человек, который носит дрова. Так появляется разделение труда.
Когда появляется рынок? Можно, опять же, пофантазировать: племя разрастается, возможности вождя его контролировать, а членов племени – взаимодействовать внутри него, уменьшаются, и племя разлагается. В этой ситуации появляются люди, которые занимаются только охотой и никогда не производят лук и стрелы, и люди, которые производят только луки и стрелы и никогда не занимаются охотой; есть люди, которые всю жизнь только носят дрова и т.д. Частная собственность начинается с того, что все эти люди сначала приватизируют свои профессии, а потом начинают уже обмениваться ими друг с другом на рынке. Конечно, это тоже фантазия, но более обоснованная.
Далее – очень интересный и важный момент: вот мы говорили про племя и про социальную внеэкономическую структуру, способствующую разделению труда. Примерно также, но немного по-другому, может быть описано рабовладельческое или феодальное хозяйство, где существуют несколько иные мотивы. Допустим, есть феодал, который хочет каждый день кушать и у которого в подчинении робинзоны, которые все делают сами. Глупо требовать от каждого из них понемногу сносить еды феодалу – он из них выделяет повара, а если феодал гостеприимный, то не одного его: помимо повара, у него будет кондитер, хлебопек и еще кто-то. То есть в феодальном хозяйстве феодал создает систему РТ. После того, как все соберутся и прикончат его, заявив, что хотят жить свободной жизнью, получится та же самая ситуация [что и в племени]: нет людей, которые умеют сеять хлеб, но есть те, кто умеет его печь; у кондитера судьба оказывается самая незавидная. Возникает рынок профессий, которыми все начинают обмениваться друг с другом. Предел профессионального разделения – жрец, ибо храмы служили местом хранения общественных запасов.
Какие еще социальные структуры повлияли на уровень разделения труда? Это государственные мануфактуры, являющиеся принципиально иным случаем, нежели феодальное хозяйство, поскольку в последнем РТ строится вокруг общих и самых разнообразных потребностей феодала, который в принципе заинтересован в получении неких потребительских товаров – только по поводу них и строится разделение труда. И феодала не интересует дальнейшее разделение труда, чего и не происходит вокруг производств. Феодал этим процессом не управляет – оно как-то само собой получается. А вот что касается госмануфактур, то они сосредоточены на производстве одного товара либо узкого спектра товаров. Между тем, госмануфактуры всегда были связаны преимущественно с производством вооружений и с появлением массовых армий. От феодалов нам остался портной в качестве отдельной профессии; никто не будет бегать по портным и заказывать у одного три мундира, у другого – пять, у третьего – семь. Гораздо лучше собрать их вместе всех и заказать им сразу тысячу мундиров. А когда есть такой объем заказа, углубление труда идет не по товарам – появляется возможность разбивать процесс по стадиям, когда промежуточные товары становятся продуктом. Это обстоятельство будет рассмотрено в следующих лекциях.
Далее – важный вопрос, требующий обсуждения, поскольку с ним все совсем по-другому начинает выглядеть. От Адама Смита и до сегодняшнего ВТО нам рассказывают о том, зачем нужен свободный рынок. Смит говорил, что рынок способствует РТ. Когда он задался вопросом о причине существования РТ, он ответил на него, сказав, что у человека есть природная склонность к обмену, отличающая его от животного. На самом деле это полный бред – Григорьев даже не может сказать, что имел в виду Смит, когда писал эту фразу. Дальше Смит говорил, что эта склонность способствует формированию рынка, а там, где рынок развит больше, разделение труда выше. И чем больше свобода рынка и чем меньше препятствий на рынке, тем лучше. И эта идеология, существуя от Адама Смита до сегодняшнего ВТО («снимайте торговые барьеры, в противном случае создается препятствие разделению труда»), пронизывает всю экономическую науку. Однако только что была построена другая картинка, согласно которой не рынок производит РТ. У Смита всего 13 страниц посвящено РТ. Григорьев прочел их раз 20, всегда поражаясь тому, сколь гениальные прозрения у него – с одной стороны, и сколь идиотские заблуждения – с другой, были перемешаны в причудливый бульон. Причем видно, что гениальные вещи не развивались и постепенно затухали в мыслях экономистов, а что касается возможностей понять Смита неправильно, то экономисты это развивали дальше. Он говорит, что уровень РТ выше, поскольку более развит рынок. А те индийские племена, у которых РТ нет, живут плохо. А потому, говорил Смит, простой английский арендатор живет лучше, чем вождь племени. Ибо нет разнообразия дешевых продуктов, которые производятся высоким уровнем РТ и которыми пользуется английский арендатор.
Однако стоит обратить внимание на тот факт, что здесь Смит сравнивает Англию с Востоком, который тогда также был важной темой. Если посмотреть на историю, то в то время, когда Западная Европа была нищей окраиной цивилизованного мира, существовал развитый рынок Китая, Индии, Персии и всего прочего. Вообще восточный базар в западной литературе – это пример развитого рынка с разнообразием товаров. И этот рынок существовал гораздо раньше, чем он появился в Европе. Более того, уже предшественники Смита отмечали, что, когда европейцы появились в Индии, уровень РТ в этой стране был выше, чем на родине этих европейцев; в частности, отмечалась великолепно разработанная логистика – то есть если какой-то раджа собирал праздник или мероприятие, то продукты точно к мероприятию поставлялись со всей Индии. Далее возникает вопрос: если сравнивать Европу с Востоком, то почему его развитый рынок не породил современной промышленности, хотя уровень разделения труда в нем был более глубоким? Рабством здесь ничего не объясняется, поскольку Восток не знал таких крупных рабовладельческих хозяйств, которые были в Римской Империи. Восток отстал от Запада потому, что там свободный рынок образовался раньше, чем на Западе. То есть как было племя с его разделением труда, так оно и осталось. И стимулов расти у него вообще не было. Тогда как Западная Европа прошла в римское время через крупные рабовладельческие хозяйства – наследия от них не осталось, хотя возможно, что какие-то их остатки просуществовали и в Темные века. После Рима Европа знала крупные феодальные хозяйства, потом – систему госмануфактур, и только потом, на основании всего этого, появился рынок. Причем появился не продуктовый рынок, как на Востоке, а рынок промежуточных продуктов: так, некоторые авторы подчеркивают, что уже в Голландии особой отраслью было производство челноков для ткацких машин. И в следующей лекции мы поймем, почему это важно – потому, что именно на этой основе начинает развиваться продуктовый рынок, который, конечно, может делиться, но для того, чтобы появилась современная промышленность и современная ее организация, необходимо, чтобы начальный уровень представлял собой рынок промежуточных продуктов. Восток, где рынок появился раньше, до этого просто не дожил, а Запад – дожил. То есть получается совсем противоположный [Смиту и ортодоксии] вывод – о том, что только потому, что изначально рыночные отношения на Западе находились в загоне, этот регион сумел перейти к промышленной революции и развитию. А вовсе не потому, что рынок этому способствовал.
Вопрос: связано ли это с тем, что Восток весь построен на империях?
Ответ: да, на Востоке другая военная политика и другая система госуправления – рассмотрению этих вопросов будет посвящена специальная лекция – в текущем рассмотрении важно только влияние на РТ, и пока не ставится вопрос о том, почему в Европе и на Востоке было по-разному. Европа в рамках социальных структур разделяла труд до такого уровня, что появилась возможность создать промышленность, тогда как Восток не успел до такого уровня разделить труд, поспешно перейдя к свободному рынку. Вообще профессия купца (рыночного агента) в Европе долгое время считалась весьма сомнительной, но если мы почитаем Коран, то увидим, что на каждой из десяти страниц рассказывается про важность профессии купца. Магомет был сам купцом, и считалось, что это очень важно. Поэтому профессия купца в восточном мире была всегда почитаема и важна.
Тема следующей лекции. Уже была отмечена линия племя – рабовладельческое хозяйство – феодальное хозяйство – госмануфактура. Теперь становится понятно, что какие-то институты способствуют росту РТ. Институт, который предопределил рост РТ в последующие годы при переходе к госмануфактурам – это фирма. Она возникает на том уровне РТ, когда промежуточные продукты становятся отдельными рыночными товарами. То есть когда появляется рынок средств производства.
Часть 2 Лекция 3: "Разделение труда" |
Еще одна проблема, связанная с РТ. Когда рассматривалось сообщество робинзонов, было сказано, что каждый из них обладает способностью производить все необходимое. Есть другое понимание РТ, которое вмешивается во всю эту историю и производит искажающее воздействие на мозги тех, кто занимается этой темой. Чтобы что-то производить, нужно обладать неким набором природных ресурсов. А как быть, если один робинзон обладает одним набором ресурсов, а другой – другим? И одному робинзону нужны меха, но у него нет пушных зверей, поскольку он живет в природе с жарким климатом, а другому нужно вино для вдохновения, но у него не растет виноград, поскольку всюду снега, но много пушного зверя. А потому между ними возникает рыночный обмен в силу естественных преимуществ.
Со всем этим произошла следующая история. Адам Смит много разного написал на 13 страницах. У Григорьева есть подозрение, что проблема РТ от Робинзона витала в мозгу и Адама Смита, и у его последователей. И у них стала преобладать гипотеза, согласно которой РТ связано не столько с фактором выгоды специализации, сколько с фактором природных ресурсов. Первым, кто сделал упор на ресурсный фактор, был Рикардо, и Маркс его за это хвалил, говоря, что у Смита не очень понятно развитие труда, тогда как Рикардо сделал его более ясным. То есть произошла смена задачи, и классическая политэкономия стала связана с вопросом о том, как специфические ресурсы делают возможным РТ, и что с этим происходит дальше. Отчасти эту тематику унаследовала и неоклассика. Но как раз в неоклассике произошел некий сбой. Как было сказано, основным предметом политэкономии была нацэкономика, при рассмотрении которой разность ресурсов легко заметна (у кого-то есть, у кого-то нет: нефти, драгметаллов и т.д.). Когда мы рассматриваем страны, это понятно. Сегодня часто повторяют, что страна должна найти свое место в международном РТ, то есть найти те свои специфические ресурсы, позволяющие ей эффективно встроиться в это РТ.
Вопрос: а если у страны нет специфических ресурсов – она, получается, бедная все время будет?
Ответ: это как у Акунина в «Азазеле»: он там исходил из того, что каждый человек обладает каким-то талантом, важно лишь его выявить; и когда у всех этот дар будет выявлен, то настанет всеобщее счастье. Здесь также: у каждой страны есть свой специфический дар. У нас эта идея – общая не только во внешней, но и во внутренней политике: пусть каждый город напишет свою стратегию, выявит свои специфические ресурсы. Вот города и решают: например, быть центром туризма по чему-нибудь: город Мышкин, который распиарил ныне покойный В.Глазычев, или Великий Устюг с Дедом Морозом, и т.п. Все это смешно, но под всем этим лежит идея неоклассики об ограниченных ресурсах.
Но неоклассика здесь столкнулась с серьезной проблемой. У них был совсем иной предмет – индивид, а не страна [или город]. Они также предполагают наличие рынка ресурсов, благодаря которому возможно произвести все что надо. И в этом смысле фактор наличия у кого-то специфических ресурсов ограничен, поскольку ограничены все ресурсы (и труд, и земля, и капитал). Давайте умножим список ресурсов, и это не будет мешать каждому производить то, что он может и обмениваться этим на рынке. Поэтому, если в классике проблему РТ рассматривали, то в неоклассике стали рассматривать чисто риторически: то есть ее как бы понимают, но саму по себе не рассматривают. И так продолжалось долгое время до момента, когда эта ситуация изменилась (и это изменение важно, поскольку дает основание для следующей лекции).
Когда Григорьев занимался теорией фирмы, то с очень большим удовольствием смотрел на цитату Фрэнка Найта (основателя чикагской школы наиболее ярых, идеологически окрашенных, неоклассиков, из которой вышел монетаризм), который понимал эту проблему. Предположим, говорил Найт в 1920-е годы XX века (когда уже были автомобили и радио), что люди за время своей истории, не вступая в сговоры и действуя только в своих собственных интересах, создали СРТ, такую, как мы ее наблюдаем сейчас. То есть Найт просто постулировал существование РТ – постулировал рынок-1, рассуждая о том, что с ним происходит дальше, без выяснения того, как он появился.
Между тем, спустя 40 лет в рамках чикагской школы появилось исследование с очень популярными сегодня выводами, казалось бы, разрешающими проблему. Началось оно с очень ограниченными задачами. Некий экономист Г.Беккер (впоследствии лауреат Нобелевской премии) поставил перед собой по неким, неясным для Григорьева, соображениям, задачу, которую формулировал следующим образом: «я хотел разработать прогноз того, на какие специальности в вузах будет спрос в следующем году». То есть разработать модель, которая позволяла бы делать прогноз того, почему люди выбирают разные специальности. В действительности эта задача в более общем виде была поставлена еще Адамом Смитом (названа, но не развернута, а потому классическая политэкономия впоследствии об этом говорила немного): допуская, что РТ связано с природной склонностью людей, он утверждал, что все многообразие нескольких тысяч профессий его времени не объясняется природными различиями людей, если, например, взять группу детей примерно одинакового возраста. То есть люди больше похожи друг на друга. Он считал, что различия возникают в связи с воспитанием и обучением: носильщик и ученый в детстве мало отличались друг от друга, однако впоследствии носильщика стали обучать на носильщика, а ученого – на ученого, что в конечном счете привело к появлению двух совершенно разных людей. Также Смит проходится по ученому, который проявляет тщеславие, хотя это не имеет никакого отношения к его заслугам и природным качествам, ибо он просто-напросто обучен.
Здесь есть еще один вопрос. Поскольку ученый проявляет тщеславие, в том числе потому, что заработки у него больше, кто вообще принимает решение о том, кого чему обучать, если природные склонности в детстве одинаковы? Это та задача, которую решал Г.Беккер, но более объективно. Но начал он с простого вопроса о том, куда идут люди учиться, почему и сколько их идет на разные специальности. Как он формулировал задачу? По ординатам у него отложено время, где 0 – 16 лет, max – 65 лет (время выхода на пенсию). Если человек решает стать рабочим, то его доходность в течение этого периода будет больше 0 по абсциссам (ибо пойдя на завод учеником, он сразу начинает получать там зарплату), с небольшим горбом роста и постепенным снижением. Если человек пойдет в колледж, то динамика его доходов будет поначалу ниже 0 по абсциссам, но впоследствии вырастет с экспонентой, поскольку, пока человек учится, он ничего не получает, а только платит за обучение (беря образовательный кредит), ничего не зарабатывая и только тратя. Более простые ситуации – вроде той, когда горб расположен над таким же горбом, по Беккеру, быстро корректируется рынком, поскольку люди начинают идти в более доходную профессию, что в итоге ведет к падению зарплаты в ней. В реальности, конечно, понятно, что водитель школьного автобуса и водитель миллионера получают разные зарплаты, хотя это одна и та же профессия водителя; и что с точки зрения рынка они должны получать одинаково. А потому важно, что есть пересечения карьерных кривых (того, кто пошел в колледж, и того, кто пошел на завод).
Второй важный момент состоит в том, что совокупный доход за период 16-65 лет в линии окончившего колледж больше, чем в линии пошедшего на завод, несмотря на провал ниже 0. Но это проявляется не сразу. То есть еще одно различие между людьми – их временнЫе предпочтения (которые были введены в лекциях, когда разбирали проблему капитала). Так, один человек хочет сразу и немного, и его не интересует будущее, тогда как другой о будущем задумывается больше и выбирает «путь колледжа». У представителей каждой линии все эти вещи в мозгу выровнены, поскольку они применяют разные коэффициенты дисконтирования. Поскольку если меня интересует будущее больше, чем прошлое, то личный коэффициент дисконтирования у меня высокий; а если сегодняшние блага ценнее, то и коэффициент дисконтирования ниже.
Вопрос: а с мозгом это как связано?
Ответ: с мозгом это связано плохо. Григорьев не рассказывает все ужасы неоклассики, среди которых, например, есть неясность: то ли когда человек родился, то ли когда ему исполнилось 16 лет, он уже наперед умеет рассчитать задачи своего оптимального потребления вплоть до самой смерти, то есть знает, что он будет потреблять в каждый год своей последующей жизни; то есть является разумным и рациональным индивидом, способным участвовать в моделях неоклассики. А если ты не такой, то ты вообще не экономический человек, а сплошное недоразумение. Еще раз: все ужасы неоклассики здесь не рассказываются. И выглядят они, действительно, очень странно.
Так вот, информация от предпочтений людей, выбирающих себе специальности между двумя рассмотренными крайностями, поступает в вузы, суммируется на рынке и, если будет иметь место перепроизводство людей с высшим образованием, их доход упадет. И так далее, в процессе регулирования рынка. Таким образом, на основе этих немудреных графиков, можно прогнозировать, сколько людей желает получать высшее образование. Кроме того, в разных специальностях обучение различно по длительности. Например, на врача учатся дольше, получая при этом больше; неоклассики объясняют то, что врач является одним из наиболее высокооплачиваемых специалистов потому, что «доходная дыра» во время обучения у него больше, что требует компенсации в виде более высокой зарплаты.
Вопрос: насколько этот прогноз оказался реальным? Действительно ли по нему оказалось возможным выстраивать модели жизни для вступающих во взрослую жизнь людей, и насколько он оказался адекватен? Дело в том, что иногда возникает необходимость объяснения ребенку, куда стоит идти учиться и работать.
Ответ: все меняется, и в этом прогнозе куча поправочных коэффициентов; сначала наша страна столкнулась с ситуацией, когда не хватало бухгалтеров и юристов. И народ побежал [получать соответствующее образование]. Когда «выбравший колледж» работает, он получает растущую зарплату. Но из «выбравших завод» работает 80%, а из «выбравших колледж» – только 30%. И никто не гарантирует, что ты попадешь в те самые 30%. А потому еще нужно поставить вероятности, связанные не только с фактом, но и сроком работы по специальности. На самом деле для решения практических задач этот график неприменим, поскольку в него нужно вводить очень много поправок. А если прогноз не точный, что всегда можно сказать: «ой, мы забыли еще одну поправку». Неокономику же график интересует с теоретической, а не с практической, точки зрения. На самом деле эта штука работает даже в социальных системах – по СССР это хорошо видно. Так, один рабочий решает стать мастером, другой – нет. Тот, кто не становится мастером, продолжает расти, а потом стареет и становится менее доходен. А тот, кто решает стать мастером, вначале просаживается по доходности, но впоследствии становится начальником цеха, директором завода и членом политбюро. И до какого-то момента эта схема реально работала. То есть находились люди, которые шли в мастера, получая заочное или вечернее образование, обучение в ВПШ и дальнейшее движение по карьере. А поскольку многие люди этого достигали, считалось, что, хотя риск есть, цель достижима. А в какой-то момент вдруг выяснилось, что до какой-то точки (чуть ниже точки пересечения с «выбравшим завод») все идет по плану, а дальше – по наклонной вниз, поскольку выше все занято. Это называлось «геронтократия», или остановка социального лифта. И тогда люди, получившие инженерное образование, переходили в рабочие. И перед перестройкой получилась система управления обществом, где есть генералы, есть рядовые, но нет сержантов и лейтенантов (мастеров и начальников цехов). В образовании была своя ситуация, когда выпускники с высшим образованием шли в сферу обслуживания. То есть схема [по Беккеру] работает.
Вопрос: какой вывод сделал Беккер?
Ответ: он назвал рассмотренные им явления «человеческий капитал» (ЧК). Выбравший завод приобретает маленький ЧК (а капитал приравнивается к доходу), и поэтому его доход маленький. Тогда как выбравший колледж приобрел большой ЧК, и потому его доход будет велик. И к этому понятию применимы обычные представления о капитале. Так, если капитал 1 млн., то он приносит владельцу по 10% – 100 тыс. (так же как если бы был вложен тот же 1 млн. обычного капитала). А ЧК того, кто получает 50 тыс., в два раза меньше. Тогда как отрицательная область [по абсциссам] – это инвестиции.
Вот так, с помощью понятия ЧК была решена, в рамках имеющихся предпосылок, проблема «носильщика и ученого», поставленная Адамом Смитом.
Также, в рамках вопроса о разделении труда, и неоклассики, и Маркс вставали перед вопросом о том, как соизмерить простой и сложный труд. Сложилась объяснительная схема, согласно которой каждый выбирает себе профессию, которая добавилась к теории РТ. Однако с этой концепцией произошла самая страшная вещь. И Г.Беккер, и М.Блауг предупреждали о той опасности, что понятие ЧК может быть понято неправильно, будучи применено не к индивидным выборам, а к странам. Что, собственно, сегодня и можно наблюдать. Кто читал рекомендованную на семинарах книгу Истерли, мог заметить в ней идею о том, что бедные страны бедны потому, что в них маленький ЧК. Но у Истерли это одно из объяснений, к тому же только Истерли пишет о том, что в действительности результаты противоположны. Тогда как все остальные про это не знают и связывают бедность с маленьким ЧК. Отсюда делается вывод о том, что страна должна вкладываться в образование и обучать всех своих граждан. Истерли пишет, что это была международная политика, а результаты, как выяснилось, получились совсем противоположные.
Реплика: да не совсем противоположные, а такие, что при каких-то определенных экономических взаимодействиях эта политика может выстрелить, а при каких-то – нет.
Ответ: это работает в тех случаях, когда вы повышаете массовый уровень образования до четырех классов, тогда все хорошо, а когда переходят к восьмилетке, всякая связь между уровнем образования и экономическим ростом теряется. Потому что, к примеру, в Китае четырех классов достаточно, чтобы встать у станка и нажимать на кнопки, а восемь классов означают уже совсем другие потребности, и человек не знает, куда ему деться: нажимать на кнопки ему скучно, а ничего другого у него нет. И вот это, неправильное, представление о ЧК есть предмет госполитики всюду, в том числе в России. То есть когда государство своими решениями начинает повышать ЧК, оно берет на себя обязательство обеспечить высокий уровень дохода [«выбравшим колледж»]. И стоит обратить внимание на то, что идея [российского правительства] о «25 млн. высокоэффективных и высокооплачиваемых рабочих местах» взята из этого, неправильного, понимания ЧК. То есть даже неоклассику извращают ради того, чтобы выглядеть красиво, и ради того, чтобы было о чем разговаривать с людьми.
Данная страница создана для выкладки ссылок на видео второй версии цикла лекций Олега Григорьева по экономической теории, которая входит в новую науку НЕОКОНОМИКА. Статья имеет постоянную ссылку: //design-for.net/page/versija-2-lekcii-grigoreva