История экономической мысли. Лекция 1 Часть 1

19.04.2016 Внимание. Большинство материалов имеет по ТРИ ссылки - на страницу на данном сайте, на сайте neoconomica.ru и на сайте WorldCrisis.RU, причем на последнем бывает обсуждение текста, но так как оппоненты выступают в основном со стихийных ненаучных марксистских позиций, обсуждение чаще превращается в балаган.

Лекция Григорьева под названием История экономической мысли была проведена 20.03.2013 в курсе лекций ЛЕКЦИИ ГРИГОРЬЕВА ПО ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ (ВЕРСИЯ 2) (Экономическая теория. Версия 2.0.]. Просмотреть видео лекцию Григорьева можно на странице сайта НЕОКОНОМИКА по ссылке: Лекция 1. История экономической мысли, часть 1 или на сайте youtube.com в одном файле Лекция 1. Тема: "История экономической мысли", включающим и вторую часть.

Альтернативный видеоролик на сайте youtube.com Лекция 1. Тема: "История экономической мысли", включает в одном файле все три части.

КОНСПЕКТ лекции Григорьева Лекция 1. История экономической мысли, Часть 1

Есть стандартное представление об истории экономической мысли. Вначале идут меркантилисты, далее рассматривается классическая политэкономия, далее идет неоклассика, или то, что в НЕОКОНОМИКЕ называется «ортодоксия». И, казалось бы, можно продлить этот ряд, сказав, что дальше идет неокономика. Но мы этого делать не будем, и вот почему: если рассматривать этот ряд, эту линию с научной точки зрения, то она есть линия деградации, и вписывать сюда неокономику означает, что тем самым эта линия деградации экономического знания продолжается. Эта точка зрения Григорьева, конечно, противоречит общепринятой, ибо вообще в экономической науке эта линия считается линией прогресса, и все учебники истории экономической мысли исходят из этого, утверждая, что в ее рамках происходит переход от не-науки ко все более продвинутой науке. Сейчас будет предпринята попытка показать и доказать, что в действительности это линия деградации.

***

Для начала обратимся к принципиальным вопросам формирования научного знания, и что оно вообще такое; хотя, конечно, не будем затрагивать все философские вопросы этого аспекта, остановившись на некоторых.

Прежде всего, здесь приходится сталкиваться с проблемой индукции, которую впервые сформулировал известный экономист, философ и логик Дэвид Юм. Такое сочетание интересов свойственно многим экономистам – например, Джеймсон, Милль, Маркс, в XX веке – фон Мизес.

***

Следующим, кто обратил внимание на эти вещи, был Карл Поппер. Он часто обращался к метафоре черного лебедя.

Поппер, в свою очередь, согласился с тем, что ни одну теорию нельзя доказать фактами, однако это не должно мешать строить теории и ориентироваться на них в научной и практической жизни. Просто нужно знать, что любая теория может быть опровергнута, или фальсифицирована; а потому ведущим сегодняшним направлением теории научного знания является фальсификационизм.

Более того, Поппер говорил, что все теории суть гипотезы, и они всегда остаются в таком статусе.

Он [Поппре] также выдвинул требование к теориям-гипотезам: они должны быть формулируемы в своей структуре с расчетом на потенциальные факты, способные их опровергнуть. То есть, строя теорию, забегать вперед, или делать предсказания. Можно, конечно, представить теорию герметичную, замкнутую в самой себе и ничего не предсказывающую и, тем самым, неопровержимую.

В этом смысле с точки зрения Поппера математика не является наукой, но как раз той самой системой, к которой не имеют отношения факты реальной жизни. Многие про это не знают и не догадываются, и до сих пор приходится часто слышать, что «в любой науке столько науки, сколько в ней математики». Долгое время считалось, что математика – царица всех наук, и все другие науки д.б. похожи на математику и строиться по ее канону. Так вот, согласно Попперу и распространенной, но мало известной практическим ученым, концепции научного знания, математика не является наукой вообще.

Реплика: это инструмент для описания других наук.

Ответ: какой статус имеет математика – понятно, это не инструмент и не наука, но язык; это научное описание, имеющее отношение к реальному миру.

Вопрос: тогда, возможно, теология и философия – тоже не наука.

Ответ: почему? научный коммунизм – вполне себе наука по структуре знания, хотя, возможно, он и сфальсифицирован по Попперу. Про теологию ничего не скажу, не занимался.

Идеи Поппера были развиты, хотя сам он блуждал между разными видами фальсификационизма, не будучи способен остановиться [в этом процессе]. Потому что, с одной стороны, его позиция была очень жесткой и, если бы наука действительно ориентировалась на попперовский критерий [возможность фальсификации}, то в большинстве теории (в особенности, социальная сфера), не могли бы предъявить никаких обобщений, поскольку они все были бы так или иначе сфальсифицированы.

По Лакатосу, любая теория состоит из "твердого" ядра. Это исходная система понятий, а также – на математический манер (хотя математика и не наука) – набор исходных аксиом и очевидно доказуемых теорем. Факты атакуют это твердое ядро так, что НЕ могут подтвердить ядро, но зато - могут его опровергнуть.

Так, [предположим] в теореме, содержащейся в ядре, есть некий прогноз для жизни – то есть прогноз некоего факта; при этом наблюдение - может не подтверждать этот факт. По мнению Лакатоса, если твердое ядро столкнулось с [таким] фактом, то отсюда не обязательно следует, что надо отказываться от теории – потому что есть общие принципы, а наука (научная теория) «вырезает» для себя некоторый кусочек реальности, тогда как реальный факт относится ко всей реальности. Отсюда получается, что когда факт не соответствует теории, непонятно, что здесь имеет место: неверность теории либо действие факторов реальности, не учтенных в теории. Поэтому, Лакатоc говорит: - существует так называемый защитный пояс из вспомогательных гипотез (хотя название, по мнению Григорьева, не очень удачное), который позволяет соединить утверждение, сделанное в рамках теоретического ядра, с фактами реальной жизни. То есть, это - гипотезы о том, как осуществляется взаимодействие теории с другими, не учтенными в ней фактами.

Однако, что касается неприятия Григорьевым названия «защитный пояс» применительно к этому поясу речь идет не только о защите, но и о наступлении. Когда теорию атакует какой-то факт, то формируется дополнительная гипотеза для отбивания этой атаки. Однако, по мнению Лакатоса, дополнительная гипотеза продуктивна, если эта гипотеза позволяет работать с другими фактами, которые нам еще неизвестны. То есть мы, наблюдая дополнительные гипотезы, должны не только их объяснить (ибо всегда для каждого факта можно придумать какую-то объяснительную конструкцию, которая не объясняет и не может объяснить никаких других фактов), но и привлечь предпосылки ad hoc [решения, предназначенные для единичной ситуации или конкретной проблемы]. Иначе говоря, от гипотез защитного кольца требуется прогрессивный вид проблемы. Иначе говоря, сформированные гипотезы должны позволять предсказывать другие факты. А если объясняется лишь один попавшийся факт, и больше ничего из этого, то это регрессивный вид [работы с] проблемой, и если защитный пояс состоит только из таких регрессий, то надо начать разбираться с тем, что же защищается?

Здесь нужно сделать еще одну оговорку, касающуюся особенностей социальных [гуманитарных] наук. Всюду приходится слышать, что эти науки тем плохи (сравнительно с естественными), что в них нельзя поставить эксперимент. Это утверждение – общее место, но ситуация в действительности другая. Не то важно, что в них нельзя поставить эксперимент: для решения проблем Северной Америки, поскольку она одна, не существует множества одинаковых «америк», на которых можно тестировать работоспособность различных политических систем. Проблема не в этом, а в том, что в естественных науках факты предоставляются только экспериментами, тогда как социальные науки устроены так, что каждый день приносит новые факты, причем в большом количестве. В этом смысле общие рассуждения Лакатоса [касательно пояса гипотез] относились и к естественным наукам.

Теперь давайте применим эту схему к трем теоретическим конструкциям [последовательно]: меркантилизм, политэкономия и неоклассика:

***

МЕРКАНТИЛИЗМ

В отличие от конструкции Лакатоса, меркантилисты начинали с того, что вместо ядра - ставили самого исследователя, которого со всех сторон атакуют разнообразные факты (из повседневной жизни, из прочтенной книги про другие факты, услышанное и т.д.). Первое движение в данной ситуации заключается в том, что в этих фактах нужно разобраться: отклассифицировать, понять похожесть и непохожесть, важность и не важность. В данном случае имеется ДОнаучный этап развития [экономической науки], поскольку есть: исследователь, атака со стороны фактов, некоторая их классификация и выстраивание частных теоретических конструкций (первые меркантилисты датируются XIV – XVвв.).

В результате там была сформирована некая система, не имевшая твердого ядра, но располагавшая набором частичных наблюдений, классификаций и обобщений – материалом, с которым нужно было работать при переходе к следующему этапу развития науки.

Насчет меркантилизма так же стоит заметить, во-первых, выбор его объекта. Представители этого направления задавались вопросом о том, кому вообще могут быть интересны их изыскания в области экономики. Их первый ответ – государям, а потому и предметом их исследования они называли богатство государя. И большинство меркантилистских трактатов было посвящено конкретным предложениям конкретным правителям конкретных территорий.

[Когда] сегодня говорят, что меркантилизм преодолен, однако вполне очевидны вещи вроде программ развития регионов или муниципалитетов – вполне в духе меркантилистов. Эти программы и по форме, и по структуре похожи на меркантилистские трактаты.

Так что меркантилизм никуда не делся – он жив и даже развивается и поддерживается как общественная практика. В этой связи, конечно, поскольку была некая цель, был понятен заказчик. А потому была высока доля субъективизма (разумеется, при этом, поскольку многочисленные конструкции не были связаны в единую теорию, они могли противоречить друг другу). В экономической науке как гуманитарной - это составило особую проблему, приведшую к важному различению в социальных науках между позитивной наукой («как есть») и нормативной наукой («как должно быть»).

Меркантилизм – нормативная наука, и это обстоятельство позволяло меркантилистам оперировать с тем набором разнородных научных инструментов, который у них был по конкретному вопросу. При этом научный метод у них был: меркантилисты не писали фантазийных вещей – у них были конкретные факты.

Надо сказать, меркантилистами их назвал Адам Смит (придумав их как воображаемое сообщество), а они сами (представители течения) себя вообще никак не называли; кроме того, Смит им приписал многое из того, что сами они не говорили. Однако - это вполне ожидаемая вещь при создании новой концепции, когда нужно дистанцироваться от прежней традиции. Сейчас имеет место похожее – нередко можно слышать про либерастов, от которых пытаются дистанцироваться. Кто такие либерасты? и что они думают? – неважно, но им можно приписать то, что они думают. Вот Смит примерно таким образом дистанцировался от меркантилистов.

Вопрос: считали ли себя меркантилисты учеными?

Ответ: это хороший вопрос. Вот Юм наверняка считал, поскольку жил в науке. А Ньютон, посвятивший 20 лет написанию комментария к Апокалипсису, поскольку считал это важным, был ученым? Можно уйти в дебри, рассуждая о том, кто когда считал себя ученым. Ньютону его занятие этими комментариями не мешало считать себя ученым. И, в некотором смысле, Ньютон – предшественник Носовского и Фоменко, поскольку он также занимался пересмотром истории.

Статья создана для пояснения положений разделов: Методология неокономики, Нарративный подход и НЕОКОНОМИКА Григорьева. Страница получила постоянную ссылку: //design-for.net/page/istorija-ekonomicheskoj-mysli-lekcija-1